Тенебрариум - Страница 103

103

'Людоедка' освещалась сиреневым свечением, напоминающим неоновые лампы, которые обычно устанавливают под днищами своих автомобилей различные пижоны. Туда идти не следовало. Слишком уж там светло и заманчиво. Так и тянет выйти из темноты. Это-то и пугало. Нет, я пойду туда, где потемнее. С темнотой надо научиться дружить, хоть она и страшнее. Она укроет меня. С ней я могу слиться. Я тревожно посмотрел в сторону леса.

Теперь надо было перейти мостик. Но меня смутил какой-то странный звук, доносящийся со стороны будки. Он напоминал гудение большой стаи мух. В полной тишине его можно было различить даже находясь на противоположном крае оврага. Я остановился, и попытался присмотреться. Мне показалось, что от чёрного пятна будки отделилось ещё одно пятно, которое медленно проплыло вдоль шлагбаума. При этом звук перемещался вместе с ним. Пятно нырнуло под шлагбаум, и неторопливо потянулось по мосту. Я тут же изменил направление, и бросился вниз по склону. Под ногами зашуршал щебень. Лавина мелких камешков покатилась со мной наперегонки. Я цеплялся за колючие кусты, с трудом удерживая равновесие. Чудом не сломал ногу. Если бы начал спускаться чуть ближе к мосту, запросто бы мог напороться на арматурину, но в ту ночь мне просто невероятно везло.

На дне оврага журчал грязный, заросший ручеёк с широкими глинистыми берегами. В эту грязь я с разбега и вляпался. Под ногами чавкнуло, и ступни легко вошли в податливую трясину. А вот вытащить ноги было уже гораздо труднее. Матерясь, я поочерёдно вытаскивал пудовые гири налипшей грязи, всякий раз надеясь не оставить обувь в этом болоте. При этом, одним глазом регулярно косился в сторону моста. Но там больше ничто не двигалось и не гудело.

С мокрыми ногами, обутыми в два глиняных нароста, я, скользя и балансируя руками, наконец-то выбрался со дна. И, слегка обколотив грязь от ступней, полез наверх. Подъём был более пологим, нежели спуск. Я хватался за арматуру и за какие-то рельсы, взбираясь всё выше. Под ногами скрипели жестяные банки, хлопали пластиковые бутылки. Что за помойка?

Наконец я оказался наверху. Немного посмотрев на будку со шлагбаумом, я ничего подозрительного не увидел. Зато услышал знакомое гудение под мостом. Тёмная искажающаяся тень выползла оттуда, и неспешно заскользила по дну оврага в моём направлении. Не испытывая судьбу, я припустил в сторону леса, через пустырь. Вокруг мне мерещилось какое-то движение. Коряги оживали, переваливались с боку на бок, столбы искривлялись, по сухим травам пробегал таинственный ветерок. Тропинка, по которой я двигался, постоянно петляла, исчезая время от времени. Со стороны города наползал сырой туман.

Когда я достиг леса, туманная завеса обволокла все окрестности. Небо начало светлеть, но видимость всё равно оставалась минимальной. Примерно в десятке метров от меня окрестности полностью поглощались сумеречной вуалью. 'Ёжик в тумане' — ни дать, ни взять. Я вспомнил этот мультфильм. Там ещё был филин, которого я так боялся в детстве. Теперь этот детский страх постепенно обретал реальные черты.

Туманный лес был не столько страшен, сколько уныл. Он словно высасывал жизненные силы. Бродя среди выплывающих из молочной дымки беспорядочных, чёрных стволов, я вдруг всецело осознал своё незавидное положение. Все надежды стали лопаться, как мыльные пузыри. Я понял, что не выберусь отсюда никогда. После чего у меня внутри всё сжалось, и началась тяжелейшая апатия. Плача, как ребёнок, я метался от дерева к дереву, нервно счищая с себя паутину, которая, как мне казалось, налипала на меня со всех сторон.

В итоге, я выбежал на открытую полянку. На ней не было ничего, кроме кривой железной перекладины, с которой свисала верёвка. Упав на колени и утерев слёзы, я обречённо взглянул на этот недвусмысленный монумент моей жалкой судьбы. Потрогал верёвку — прочная. Осталось только петлю завязать. Вяжу, а сам рыдаю. Слёзы, вперемешку с кровью текут по лицу, не успеваю вытирать. Вот во что превратился человек, который ещё полдня назад был уверен, что ему всё нипочём. Гордец. Мужчины не плачут. Ну-ну… Где он, мужчина? Нет его. Не осталось его ни грамма. Весь вышел. Осталась какая-то размазня. Офисная планктонина, воющая белугой. Озирающаяся по сторонам в поиске хищников. Завидующая своим погибшим братьям по несчастью.

Вот она — ситуация, проверка на прочность. Когда из высокодуховной, интеллектуальной личности ты превращаешься в скулящий кусок отбросов. Наверное кто-то другой повёл бы себя иначе. Как герой. А я был жалок и беспомощен. Обласканный плодами цивилизации неудачник, выживший только лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств. Мужик, которому уже самому пора иметь детей, размазывал нюни, мечтая о том, что сейчас послышится ауканье мамы, разыскивающей его. И он бросится к ней. И вместе они уйдут навсегда из этого страшного места…

Когда я вспомнил о матери, мне стало ещё хуже. Что с ней будет на старости лет? Ведь она останется совсем одна. И никогда не узнает, где покоится её сын. Петля выпала из моих рук. Виселица и манила и отталкивала. С одной стороны я уже не видел перспектив своего существования, и не был готов принять свою страшную участь, желая как можно скорее покончить с этим мучением. Но с другой стороны, меня продолжала подогревать какая-то призрачная вера. Уж не знаю, в Бога ли, или в удачу. Но эта вера вытаскивала меня, как Мюнхгаузена, за волосы из болота. Да, шансы мои не высоки. Но они есть.

Вокруг постепенно светлело. Я хорошо запомнил этот пейзаж. Лес, который в темноте казался таким большим и бескрайним, оказался всего лишь лесопосадками. Между стволами омертвевших деревьев брезжил просвет. Туман плыл мимо, как ползущее по земле облако. Тишина нарушалась редкими звуками, похожими на стрекотание сверчка, и едва различимым шелестением пожухших трав. Над соседним пеньком кружила какая-то мошкара. Цепляя кивающие травяные султанчики, вокруг летали медлительные белесые сферы, похожие на светящийся тополиный пух. Иногда мне казалось, что начинает играть какая-то протяжная, печальная музыка, но это был, конечно же, звуковой мираж, вызванный окружающей тишиной.

103