Тенебрариум - Страница 326

326

— Я даже не знаю, с чего мне начать.

— Давайте с самого начала.

— С начала? С рождения, что ли? Да ну. Ничего особенно интересного в моей биографии не было. Ну, дед был шаманом, ну и что? Большую часть своей жизни я прожил во вполне современных, городских условиях. У деда с бабкой жил только в раннем детстве. Они были юкагирами. Это такой очень маленький северный народец, который когда-то был многочисленным, но постепенно вымирал, ассимилировался другими народами. Всё дело в менталитете юкагиров: добрых, честных и совершенно не воинственных людей. Испокон веков, юкагирские общины жили в гармонии с природой. Как и другие северные народности, это прекрасные охотники, рыболовы, следопыты и собиратели таёжных даров. Народ простой и неграмотный. Что и понятно. Когда вся твоя жизнь зависит от того, сколько дичи ты настреляешь, или сколько рыбы наловишь — тут уже становится не до интеллектуальных размышлений. Главная задача — пережить очередную суровую зиму, при этом не замёрзнув и не околев от голода. Когда пришли коммунисты, началось повальное насаждение грамотности. До сих пор помню плакат, который висел у нас дома — 'Ребёнку место в яслях, а не в тундре!' Ну, так вот, на волне этой пропаганды, детей из общин и стойбищ начали в добровольно-принудительном порядке свозить в райцентры, в интернаты. Среди таких детишек была моя матушка. Девочка не большого ума, зато чрезмерно любознательная. Учиться ей было трудно, но она очень старалась, тянулась к знаниям. Так закончила школу, поступила в Якутский медицинский техникум, и там, во время практики, познакомилась с моим отцом.

— Он был доктором?

— Да. Очень хорошим, кстати. В Якутск попал по распределению. В итоге так там и остался. Маму он очень сильно любил. Называл её 'моя якутяночка', хотя она и не якутка вовсе. Крепкая у них семья была. Отец был человеком необычайно умным. А матушка до самой смерти сохранила детскую любознательность. Муж для неё был кладезем знаний, ну а тому, в свою очередь, нравилось подолгу разъяснять ей те или иные прописные истины, как ученице. Поэтому, у них сохранялась полная идиллия.

— Вы говорили, что Ваш отец был русским.

— Да, русским. Более того, он был упёртый коммунист.

— И это не помешало ему найти общий язык с родственниками Вашей матушки? В особенности, с её отцом?

— Ничуть не помешало. Там же всё было по любви и по взаимному согласию. А национальных конфликтов в тех краях я вообще не припоминаю. Юкагиры всегда уважали русских, а русские — уважали юкагиров. Может быть, у родственников и соплеменников по материнской линии и возникало какое-то недовольство касаемо их брака, но в открытую его никто не проявлял. Отца приняли как своего, и он всегда был почётным гостем в юкагирском селении. Меня тоже считали своим. Хоть я и полукровка. Поэтому, нет, никаких проблем в национальном вопросе мы не испытывали.

— А как же Ваш отец мирился с тем, чем занимался тесть? Разве в те времена коммунисты не боролись с шаманством?

— Боролись. И отец был, конечно же, ярым противником этого дела. Постоянно спорил с дедом, пытался его переубедить, но так и не смог. Всё говорил деду, — 'Это же мракобесие! Каменный век! Ты меня позоришь! Из-за тебя, на меня все косо смотрят!' А дед ни в какую. 'Ничё ты не понимаешь', -и всё тут. Много раз они так сходились в споре, и всё безрезультатно. Каждый оставался при своём мнении.

— Значит, репрессии Вашего дела не затронули?

— А что его затрагивать? Он же безобидный был. В последнее время стало модно рассказывать о том, что всех подряд расстреливали, гнобили в лагерях. Может бы, где-то это, конечно, и было. За всю страну отвечать не берусь. Но в наших краях борьба с шаманизмом велась преимущественно цивилизованными методами. Ликвидировалась безграмотность, детей заставляли учиться, постоянно проводились лекции среди местных жителей. Даже мой отец несколько раз такие лекции читал якутам и юкагирам. Ну а шаманов, знахарей и прочих колдунов никто сразу в расход не пускал. Сначала с ними беседовали, и лишь потом, если они не унимались, применяли более жёсткие меры воздействия. Сажали, как правило, только тех, кто имел большую власть над односельчанами. Такие шаманы считались опасными, так как в любой момент могли настроить народ против советской власти. Так же репрессиям подвергались знахари и знахарки, которые, не имея медицинского образования, занимались врачеваниями. Один раз отец рассказывал, как в каком-то дальнем стойбище на реке Лене уморили молодую женщину, пытаясь вылечить её народными средствами, вместо того, чтобы отправить в райцентр, к врачу. Знахаря, который её лечил травами и заклинаниями, посадили. Было такое дело. Ну а дедушка мой никого не трогал, и угрозы для власти не представлял. Он даже был дважды награждён!

— За что? Неужели за шаманство?

— Нет, конечно. За помощь в сохранении культурного и языкового наследия малых народов. Хе-хе. Ты понимаешь, Писатель, альмы — юкагирские шаманы, отличаются от других шаманов, например, якутских, или эвенкийских. Они не столько жрецы, сколько хранители древних знаний своего народа. Из поколения в поколение альмы бережно передавали эти знания для потомков. В первую очередь, язык и фольклор. Дед хранил в своей голове столько разных историй, легенд и сказаний, что за всю жизнь не успел пересказать мне их полностью. А сколько песен он знал… Память у старика была — дай бог каждому. С ним всегда было интересно. За это его все очень уважали. Даже отец. Хоть и не мог смириться с его шаманским статусом. Но самого деда, как человека, он безусловно уважал. И дед к нему относился очень хорошо. Как сейчас помню, после очередного спора, отец, разгорячённый выбегает из хижины, а дед спокойно говорит, — 'Василий — умный начальник. Очень умный. Но слышит только свой голос. Слышал бы другие голоса — стал бы ещё умнее'. Он, кстати, его так и называл — 'начальник'. По-имени редко, и только за глаза. В селении отца все так называли. Не только дед. Сколько раз он деду говорил — 'Отец, ну какой я тебе начальник?' А тот всё равно его так называет. Наверное так юкагиры выказывали ему своё почтение. То ли слово 'начальник' для них означало что-то вроде 'господин', то ли у заключённых из окрестных лагерей это обращение переняли — не знаю, обманывать не буду. Важно, что отец с дедом, несмотря на разногласия, крепко дружили, и часто ходили вместе на охоту. Меня с собой не брали. Мал ещё был. Ну а потом война началась. Отец ушёл на фронт. Мы с мамой остались в Якутске. На время перебрались к деду. Жили у него пока война не закончилась. Переживали сильно за папу. А дед всё время говорил, — 'Не бойтесь за Василия. Ворон его бережёт'. Хочешь верь, а хочешь не верь, но отца действительно что-то защищало. Сначала он воевал с немцами, потом с японцами, и за всю войну получил лишь одно лёгкое ранение. Бедро осколком зацепило. Вернулся домой только в начале сорок шестого, живым и невредимым. Вот радости-то было! Как только вернулся, сразу увёз нас обратно в Якутск. Хотели и деда с собой перетащить. Как раз в ту зиму бабка померла. Дед было согласился, и переехал к нам, в город, но прожил только полгода. Не по нутру ему была городская жизнь. Уехал обратно в тайгу. Три года ещё прожил в одиночестве и преставился.

326