— Его? — я указал на идола.
— Ага. Этот идол передавался из поколения в поколение. Как талисман. Представляешь, сколько энергии он впитал? Для меня это самая ценная, самая памятная и самая любимая вещь. Забрали мы его, и ушли из нашего района навсегда. Вот так, до сих пор, этот болванчик и поддерживает во мне жизнь, — рассмеялся Никаноров.
— Значит, это не просто любимый талисман, а самый настоящий, жизненно-важный атрибут, без которого Ваша жизнь за пределами Призрачного района невозможна?
— Так оно и есть. Теперь ты знаешь мою тайну, и можешь избавиться от старика, когда пожелаешь.
— Что за намёки? Вы меня обижаете.
— Я просто шучу. Я же знаю, что ты — порядочный и добрый парень. Иначе бы не стал с тобой делиться. Уже говорил это, но готов повторить, я очень рад нашей встрече. Это для меня просто подарок какой-то, после всего, что я пережил. Последние месяцы были особенно тяжёлыми. Я почти не покидал иллюзорного мира. Копался в воспоминаниях, пересматривал свою жизнь. Любое отвлечение извне меня раздражало. Пёс понимал это, и не беспокоил меня. Поэтому, ваше внезапное вторжение сильно меня рассердило.
— Кажется, понимаю, почему. Копались в памяти Вы неспроста, верно?
— Верно. Хотел собрать информацию о своих близких людях. Вспоминал их речь, привычки, характеры, чтобы воссоздать в иллюзии. Пообщаться с ними хотя бы так, через обрывки воспоминаний.
— И получалось?
— Не-а. Одно разочарование… А ещё, знаешь, чего я не смог воссоздать, хоть и очень-очень хотел? Вертолёт.
— Вертолёт? Какой вертолёт?
— Который прилетит за мной… Как-то раз я попробовал. Создал стрёкот лопастей. А когда получилось, вскочил, как ошпаренный, и выбежал из своего жилища — встречать. Вертолёт стрекотал всё ближе. Казалось, что вот-вот он вывалится из облаков. И вот тут-то я понял, что пал жертвой собственного обмана. Выдал желаемое за действительное. Заткнув уши, и зажмурив глаза, я бросился обратно, упал на пол своего жилья, и долго плакал. Никогда ещё осознание беспомощности и бесповоротности не угнетало меня сильнее, чем в те минуты, — на глаза старика опять навернулись слёзы.
— Давайте не будем о грустном? — прервал его я. — Когда Вы расстраиваетесь, мне тоже не по себе. Лучше научите меня создавать иллюзии.
— А тебе зачем? — вытер глаза Никаноров.
— Интересно.
— Любопытной Варваре… Впрочем, мне не жалко. Тут вопрос в другом. Насколько ты готов освоить подобное мастерство? Всё же наука эта требует усидчивости и терпения. С кондачка ею не овладеть.
— Время ещё есть, — мельком взглянув на окно, ответил я. — Давайте попробуем?
— Ну, смотри, сноха, тебе жить. Не жалуйся потом, если что… Самое сложное в этой науке — начало, поиск отправной точки. Когда отыщешь этот краеугольный камень, дальше всё пойдёт само собой. Тут главное сосредоточиться, и верить своему проводнику.
— Проводник — это белый ворон?
— У меня — да.
— А у меня?
— А у тебя я буду проводником. Ты не против?
— Конечно нет!
— Тогда слушай внимательно. Чтобы попасть в мир собственных иллюзий, ты должен сначала покинуть мир реальности. Самый простой способ — ловить момент во время полудрёмы, когда ты уже не бодрствуешь, но ещё и не спишь…
Я впитывал каждое слово старика, жалея, что сегодня не захватил с собой блокнот. Он говорил простым и доступным языком, доходчиво объясняя, что нужно делать, как концентрироваться, как идти от простого — к сложному, и как не утонуть в бушующем потоке внешнего информационного пространства, наполненного миллиардами чужих мыслей и образов. На словах всё казалось не таким уж и трудным, но практика получилась практически неподъёмной. И если бы не чудодейственный ай-талук, не знаю, сумел бы я самостоятельно покинуть пределы реальности.
На следующий день, вернувшись домой после своей опасной, но удачной вылазки, я застал Райли во дворе. Подвесив тушу шипомордника на перекладину возле скамейки, она, очевидно, ждала меня для тренировки, и уже немного беспокоилась, что я долго не иду. Чтобы показать, что всё в порядке, я приветливо улыбнулся. Сегодня я чувствовал себя по-особому, как-будто бы постиг некий дзен. И мой просветлённый облик не остался для Райли незамеченным.
— Ты чего сияешь, как фотоморф в брачный период? — спросила она, затягивая узел на верёвке.
— Я наконец-то одолел прометеева орла.
— Да ты что? И как же?
— Заманил его в котлован на заброшенной стройке и скинул в колодец. Оттуда он уже не выберется.
— Хитёр. Доволен собой?
— Ещё как. Знала бы ты, как он мне надоел. А вчера — так вообще довёл до ручки.
— Помню-помню.
— Мне стыдно, что я так озверел. Этого больше не повторится.
— Да хватит тебе оправдываться. Иди вон, лучше, тренируйся. Ты должен научиться точно попадать между шейными пластинами.
— Блин, опять этот шипомордник. Я не хочу снова поломать нож об него.
— Целься точнее, и не поломаешь, — Райли протянула мне нож. — На, работай.
С тяжёлым сердцем я принял оружие, и обошёл тушу подвешенного зверя по кругу, высматривая слабозащищённые места. Из пасти и с шипов на уродливой голове монстра свисали подрагивающие нити застывающей крови.
— Вставай с этой стороны, — указала Райли. — Во время драки тебе будет открыта только вот эта часть.
— Да тут же сплошной панцирь с шипами!
— Не сплошной. Вон, видишь место, где черепная броня соединяется с шейной? Когда он поднимает голову, между пластинами открывается щель. Не широко, но вполне достаточно, чтобы всадить туда нож. Давай, бей!
Я прицелился и наискось ударил. Лезвие неудачно скользнуло по краю панциря, но не отломилось.