Тенебрариум - Страница 454


К оглавлению

454

— Начнём с того, что большинство из них теперь не фанатики. Теперь они осаждают врата Апологетики, умоляя простить и впустить их. На ночь они прячутся в окрестных зданиях и подвалах, а с рассветом приходят опять. Из-за джамблей возвращаются далеко не все. И эту ночь тоже многие не переживут, как и следующую. Но они никуда не уйдут. Теперь у них нет лидера, нет религии и нет дома. Осталась лишь Апологетика, которую они когда-то променяли на ложные идеалы.

— И они не заслуживают прощения?

— Ну почему? Мы не против их принять. Но не всех и не сразу. Постепенно. Пусть они как следует прочувствуют своё заблуждение и свою вину до конца. Пусть осознают свою ничтожность вне Апологетики. Отрицательный опыт — это тоже опыт. А искреннее раскаяние вполне может быть признано Конклавом за Суфир-Акиль.

— Даже так?

— А что тебя удивляет? То, что Апологетика не пренебрегает даже такими, 'гниловатыми' ресурсами?

— Не в этом дело. То, что вы простите и примете бывших суларитов, я абсолютно поддерживаю. Если даже Никтус исправился, другие тем более исправятся. Нет ничего хорошего в том, что они теперь медленно умирают за стенами Апологетики. Поэтому я за то, чтобы дать им шанс… Меня смутила другая Ваша фраза. Про Суфир-Акиль. То есть, Суфир-Акилем может быть обычное раскаяние?

— Почему нет? — пожал плечами Нибилар.

— Я думал, что Суфир-Акиль — дело сугубо личное, уникальное, индивидуальное.

— Верно.

— Но если, скажем, сто суларитов в едином порыве раскаялись, можно ли считать это Суфир-Акилем? Ведь все принесут вам одно и то же.

— И мы это примем.

— Почему?

— Потому что у каждого из них будет своё, сугубо личное, уникальное, индивидуальное раскаяние.

— Не понимаю. Кто-то годами рискует жизнью ради того, чтобы найти этот 'священный грааль', без которого его не пустят в Апологетику. Сражаются, ищут, ломают головы, и даже отыскав наконец, идут сюда в страхе, что им могут дать от ворот поворот. И тогда всё по новой. Или смерть. А тут ребята просто покаялись и всё? И никаких проблем? В чём же тогда заключается их Суфир-Акиль? Какая от него польза общине?

— Я смотрю, ты всё ещё не понял суть Апологетики. Странно, что твой друг Гудвин до сих пор тебе это не объяснил.

— Он что-то твердил про уверенность…

— Вот. Всё кроется в этом слове. Суфир-Акиль — это не помощь и не подношение. Это материал. Это во-первых знание. А во-вторых обоснование знания. Есть вундеркинд, способный одолеть десятилетнюю школьную программу за пару лет, а есть тугодум, которому не хватит для её одоления и половины жизни. Понимаешь? Суфир-Акиль — это не столько предмет, сколько итог.

— Погодите. То есть, я могу найти простой камень, принести его сюда, и заявить, что это — Суфир-Акиль?

— Да. Но тебе придётся обосновать это заявление, доказав, почему именно этот камень ты избрал Суфир-Акилем.

— Наплести можно что угодно…

— Это не так просто как кажется. Хотя ответ всегда лежит на поверхности. И он только один.

— Что за ответ?

— Твоя цель не принести, а вернуться. Чем больше в тебе сомнений — тем дальше ты от Апологетики. Чем меньше сомнений в тебе остаётся — тем ближе ты к ней. Видишь, как всё элементарно. Думаешь, это мы не пускаем побеждённых суларитов в Апологетику?

— А разве не так?

— Нет, не так. Они сами себя не пускают. Врата Апологетики открыты, но в них никто не может войти без уверенности.

— Разумеется. Ведь вошедшего будет 'по косточкам' разбирать Конклав.

— И обязательно примет положительное решение.

— Почему?

— Потому что всегда его принимает.

— О чём Вы? Выходит, что любой изгнанник будет принят Апологетикой? И неважно, что они ей принесёт?

— Совершенно верно.

— А как же те, кого вы не приняли?

— Писатель. Мы принимали всех и всегда.

— Да неужели? А я слышал, что были отверженные.

— Приведи пример.

— Грязный Гарри.

— Кто?

— 3-16.

— Писатель, — Нибилар вздохнул. — Повторяю, Апологетика принимала всех и всегда. А пресловутый образец 3-16 вообще к нам не приходил.

— То есть, как?

— А вот так. Он даже не пытался вернуться в лоно Апологетики. Его сомнения взяли над ним верх, и он решил, что не сможет найти Суфир-Акиль никогда, в результате чего отказался от желания пройти инсуакиль до конца. А чтобы не прослыть неудачником, придумал легенду о том, что Апологетика не приняла его Суфир-Акиль.

— Но ему же все верили. Если вы знали об этом, то почему позволили распространять ложь?

— Нам это было выгодно. Поверив в то, что Апологетика сильно придирается к Суфир-Акилям, изгнанники будут тщательнее и кропотливее искать их, приобретая больше ценного опыта. Несправедливо. Зато эффективно.

— Но ведь… — меня прервал какой-то монотонно повторяющийся сигнал.

— Извини, — поднял указательный палец Нибилар, и вытащил из стола передатчик, который я ему вернул сразу после возвращения. — Да, легат Корвус. Да. Он здесь. Да, разумеется.

Вынув прибор из уха, он протянул его мне, — Корвус желает с тобой переговорить.

Я принял передатчик.

— Легат Корвус? Здравствуйте. Я… Я бы сразу хотел извиниться. Я был немного резок с Вами. Надеюсь, что Вы…

— Писатель, — перебил меня Корвус. — Оставь эти сантименты. Я доложил твоему куратору об успешном завершении миссии. И походатайствовал о тебе, как об исключительно лояльном ведомственном элементе.

— И-и, что?

— Он доволен твоей работой. Очень доволен. Настолько доволен, что собирается прибыть за тобой лично.

— Он выпустит меня из города?

— Возможно. Насколько я понял, всё, что ты делал до этого — было лишь испытанием. Тебя проверили на прочность, на выносливость и на преданность. Теперь ты готов для выполнения своего главного задания, которое получишь непосредственно от куратора.

454