Когда меня заметил один из неприкаянных, и повернулся в мою сторону, каким-то своим неведомым чутьём анализируя, кто я, захотелось послать всё к чёрту и броситься наутёк. Уж слишком это всё напоминало изощрённое самоубийство.
— А-амо? — булькнул монстр.
— А-а-а-а-а, — как можно бессмысленнее простонал я, стараясь не вкладывать в этот вой никаких эмоций.
— А-а-амо? — теперь меня заметили остальные неприкаянные.
Все уставились в одну точку, но пока что с места не двигались.
— А-а-амо, — провыл я, продолжая ковылять по направлению к ним.
Расстояние уже было критическим. Если бы они хотели напасть, уже напали бы. Но они стояли на месте. Неужели работает? Я совершенно спокойно поровнялся с ближайшим из них, и прошёл мимо, оставив его позади. Вот это уже точно чистое самоубийство. Теперь меня уже ничто не спасёт. Нужно расслабиться. Они чувствуют моё напряжение. Успокойся, Писатель, представь, что ты — один из них. Естьб только небо, дорога, дома и неприкаянные. Всё это абсолютно естественно. И неприкаянные ничуть не опаснее домов, дороги, или неба. Они просто есть.
— Амо, — промычал неприкаянный впереди меня и двинулся с места.
— А-а-а-а, — ответил я и остановился.
Остальные монстры зашевелились. Дёргаясь, словно шагали по острым камням, и мотая руками, они начали перемещаться с места на место. Внутри меня что-то ёкнуло, но я не дал волю панике. Тем более, что неприкаянные шли не ко мне, а двигались просто так, хаотично. Некоторые принюхивались. Некоторые подвывали, осматривались по сторонам, будто бы ища кого-то, спотыкались. Я стоял посреди этого театра уродов, и ждал, что будет дальше. В конце концов, один из них, тот что начал двигаться первым, приблизился ко мне и встал вполоборота. Вблизи неприкаянные выглядели совсем отвратительно. Скелеты, обтянутые полупрозрачной жёлтой кожей, из-под которой торчали сухие жилы, намотанные на кости. Вместо глаз и носов — тёмные, пустые дыры.
— А-а-а-амо-о, — простонал урод.
'Чего же ты хочешь?' — мысленно спрашивал у него я. — 'Что тебе нужно?' А вслух ответил, — 'а-а-а-амо…'
Слегка покачиваясь, он повернул ко мне своё уродливое лицо. Тогда я повторил завывание. И тут, совершенно неожиданно, почувствовал, как на моё плечо опустилась сухая, костлявая рука. Сердце ушло в пятки, и около минуты я стоял в полном оцепенении. Вот-вот его зубы сомкнутся на моей шее. Но неприкаянный медлил с нападением. Рука держалась на мне цепко, но сильно не сжимала плечо. И тут я вспомнил, как неприкаянные ходили цепочкой, держась друг за друга. Озарение моментально придало мне сил.
— А-а-а-а, — замычал тот, что стоял впереди, и рассеянно покрутился из стороны в сторону.
— А-амо, — ответил я монотонным мычанием, осторожно протянул руку и положил ему на плечо.
Было неприятно и страшно. Но это нужно было сделать. Водзорд прав. Эта природа кажется нам жуткой и отвратительной, но она такая какая есть. И когда пробуешь разобраться в ней, то зачастую выясняешь, что при правильном подходе вполне можно найти с этим миром необходимый мирный компромисс.
Когда я ухватился за плечо неприкаянного, тот вздрогнул. Как будто бы между нами замкнулся какой-то контакт. Затем, монстр спокойно повернулся ко мне спиной и пошагал вперёд. Я за ним. А за мной тот, кто держался уже за меня. Такой цепью мы шли по улице. И остальные неприкаянные, которые нам встречались, цеплялись следом. Я ощущал их присоединения по лёгким рывкам сцепки. Это было похоже на странную игру. Мне уже не приходилось о чём-то думать, и я просто шагал вслед за лидером, повторяя его непонятную траекторию. Поначалу мне было не по себе, оттого, что я не знал, сколько ещё будет продолжаться это странное движение, и как мне его прекратить. Затем понял, что далеко от перекрёстка мы не уходим, и нарезаем круги возле Дома Культуры. Просто так, без всякой цели. Меня даже начал успокаивать этот монотонный марш в ногу. Как будто бы я действительно стал превращаться в одного из этих существ.
Рассматривать лысый, облезлый затылок впередиидущего мне быстро надоело, и я решил прикрыть глаза. Затем, закрыл их вовсе. Зрение всё равно не требовалось. Ведущий вёл меня за собой, как поводырь. А ведомый так же слепо следовал за мной. Смотреть никуда было не нужно. Зато с закрытыми глазами было проще собраться с мыслями и подумать, как выбраться из этой сцепки.
Но вместо этого я почувствовал нечто другое. Я уже не видел омерзительных зомби, вызывающих лишь брезгливость и страх. Я шёл в колонне, как военнопленный. Вместе с такими же жертвами этого огромного концлагеря. Невидимый враг, взирающий на нас со всех сторон, превратил этих несчастных в пародию на живые существа. Он отнял у них всё, включая самое ценное — разум. И меня ожидает такая же участь, если я здесь останусь.
Именно эта мысль впоследствии станет серьёзным толчком, заставившим меня покинуть Тенебрариум. Боязнь превратиться в неприкаянного — гораздо страшнее смерти. Может быть, страх этот был необоснованным. Ведь я не принимал никаких препаратов, как эти бедняги. Но сейчас, шагая с ними в одной связке, я почему-то ощущал эту угрозу. Будто бы они предупреждали меня. Умоляли одуматься, и вспомнить, кто я такой.
По телу пробегали лёгкие покалывания, и мне казалось, что я вижу какие-то обрывки воспоминания. Словно смотрю на отражение в осколках битого стекла. И передо мной мелькают уже не отвратные, полумумифицированные ходячие мертвецы, а вполне живые люди. Совсем молодые, весёлые, энергичные, жаждущие жизни, и вот так, беспощадно низвергнутые на самое дно Тенебрариума. Так глубоко и бесповоротно, что каждая остаточная вспышка их выгоревшего дотла сознания запечатлела страдания, боль и единственную заветную мечту — умереть поскорее. Но смерть насмехается над ними до сих пор. И эти тела, уже давно подчиняющиеся каким-то совершенно иным сигналам и импульсам, продолжают блуждать по такому же мёртвому городу, ища, где можно хотя бы немного подпитать своё деревенеющее естество и утолить бесконечную жажду.