Тенебрариум - Страница 76

Я остановился между двумя лавочками, напротив подъезда. Возле металлической двери чернело жутковатое граффити, изображающее сгорбленного человека, тянущегося к дверной ручке. Граффити такого стиля уже попадались мне на глаза. Видимо работал один и тот же человек.

— Интересное художество? — раздался у меня за спиной голос Робина.

Когда он успел подкрасться?

— Я не сторонник подобного, — пожал плечами я.

— Аналогично. Меня ещё в детстве приучили, что рисовать на стенах — это плохо. Поэтому такие рисунки меня коробят. Тем более здесь. Всё равно что разрисовывать кладбище.

— Кто это нарисовал?

— Да приезжали тут одни. Целая группа. С баллончиками. Мастера-креативщики…

— Зачем?

— Как зачем? Рисовать. Я так понимаю, у них китч такой — разрисовывать всякие труднодоступные места. Ну, там, например, на вышку залезть, и на самом верху что-то намалевать. Или на промзону какую-нибудь забраться, в обход сторожей. Или на секретный объект, типа этого. Чем рискованнее — тем круче. Другие увидят потом их 'вензель', и скажут — 'ээх, какие крутые ребята! Вон куда забрались!' А для отвода глаз всё упаковывается в какой-то протест, притягивается за уши к искусству.

— Может быть это и есть искусство. Просто мы с тобой его не понимаем.

— Спорить не буду. В любом случае — это их последние рисунки.

— Они что? Погибли?

— Все до единого.

— Как это случилось?

— Исключительно по их собственной дурости. Сопровождал их Манул — мой бывший коллега. Уговор был только на Смородинку, но потом им этого показалось мало, и они попёрлись в центр. Манул их предупреждал, но они упрямые оказались. Типа, мы не лыком шиты, и снимаем с тебя всю ответственность. До темноты пообещали вернуться. Манулка их честно дожидался до самых сумерек. Потом плюнул, и свалил оттуда. Надо сказать, он парень честный и добросовестный. На следующее утро вернулся, и полез к центру, разыскивать их. Нашёл останки только одного. Говорит, по стене его размазало, как будто муху пальцем раздавили, и растёрли. Видимо, городу не понравилось, что его разрисовывают, и он сам немного ими порисовал, — Робин саркастично усмехнулся.

— Тебе их совсем не жалко? — я обернулся, но никого рядом с собой не увидел.

Робинзон суетился возле машины, и даже не смотрел в мою сторону. Вдоль палисадника, Зелёный и Крис волокли какой-то штатив с закрёплённым на нём прибором неизвестного назначения.

— Давай-давай, аккуратно. Не стукни.

Джульетта помогала Оливии разбирать сумки. Остальные слонялись в противоположной стороне парковочной площадки.

Кто же со мной разговаривал, если не Робин? А может быть он подходил, потом отошёл, а я просто не заметил?

Пнув кусок кирпича, я не спеша вернулся к машине, и остановился возле Робинзона, заливающего бензин в бак, из глыкающей канистры.

— Когда ты успел так быстро уйти? — спросил я.

— Чего? — он приподнял бровь. — Не понял.

— Мы только что разговаривали, вон там. И вот, ты уже тут.

— Разговаривали? Ты что-то путаешь, Писатель. Я с тобой не разговаривал с того момента, когда мы с крыши спустились. Вот, машиной занялся. А ты точно меня видел?

— Нет. Только слышал. Ты за спиной стоял.

— Хех! Так с чего же ты взял, что это я был?

— Голос был твой.

— Серьёзно? И о чём я говорил?

— Ты рассказывал про ребят, которые тут граффити рисовали.

— Да-а???

— Думаешь, я это придумал?

— Хм-м, — он поставил булькнувшую канистру на асфальт. — Понимаешь, я действительно рассказывал об этих художниках от слова 'худо'… Только не тебе. И не сегодня.

— В смысле?

— Мы говорили об этом с совершенно другим человеком. И вообще-то, это была девушка. Из моей прошлой группы. Которую я возил сюда два года назад. Мы с ней стояли как раз на том самом месте, которое ты указал. И… Блин, да чему удивляться? Мы же в Зоне, не забывай. Такое здесь бывает. Я уже давно перестал вопринимать подобные фокусы всерьёз. Вреда от них нет, и слава богу. Выбрось из головы.

Я было хотел развить эту тему, и попытаться разобраться в природе такой аномалии, но потом подумал — ладно. Пустое. Сейчас нужно ловить момент.

Оставив Робина, я прогулялся от машины — до угла дома, где встретил Николая, одиноко стоявшего возле большой металлической бочки. Руки его были сложены за спиной. Взгляд устремлён куда-то вдаль, сквозь покинутые дома.

— Вы хотели брата найти? — как можно деликатнее спросил я у него.

— Хотел, — ответил он. — Пока здесь не оказался.

— Что же Вас остановило?

— Не знаю. Что-то в воздухе. Трудно объяснить. Я вдруг понял, что брата здесь нет. Уже давно нет. И моя затея была напрасной. Старый я идиот. Дома семья, дети, внуки, а я попёрся в эту богом забытую глушь, ради какой-то навязчивой идеи.

— Во всём надо искать свои плюсы. Согласитесь, что если бы Вы сюда не приехали, то эта самая идея продолжала бы Вас мучить до самой смерти.

— Возможно ты прав.

— Но Вы всё равно разочарованы.

— Это не разочарование. Это страх.

— Вам страшно?

— Очень. А тебе разве нет?

— Ну, как сказать? Волнительно, немного тревожно. Но не страшно, нет.

— Это всё возраст. Ты ещё молодой. Поэтому на многие вещи смотришь поверхностно. Несерьёзно. Как ребёнок, которого папа катает на лодке. Ребёнку кажется, что никакой опасности нет. А папа прекрасно осознаёт, какая под ними глубина, и что произойдёт, если их лодочка неожиданно перевернётся. Я не хочу тебя обидеть. Просто пытаюсь донести своё понимание происходящего. Наблюдая за вами во время нашей экскурсии, я заметил, что все эти жуткие аномалии вы воспринимаете как какое-то шоу. Как бутафорию. Всё это вас нисколечки не пугает. Вы даже задуматься как следует не способны над этим. А я вот понял. Кое-что понял.