Тенебрариум - Страница 11

— Какой ещё гидрант?

— Вот, этот, — учитель указал на красный деревянный короб с большой улиткой пожарного шланга, видневшейся за стеклянной дверцей.

— То есть, его не должно быть?

— Он должен быть. Но не здесь. На первом этаже, а не на втором.

— Когда мы въезжали…

— Его не было. Я точно помню. Я бы заметил, если бы он был. Откуда он тут взялся?

— «Трансморфия»? — спросил оператор.

— «Трансморфия». Сучья ловушка… Чуть не влетели, — ругнулся полковник. — Двигай ниже!

— Понял!

Машина попятилась от опасного рубежа, развернулась вокруг своей оси, и поскакала по лестнице вниз.

— Сорок метров!

— Скорее, скорее.

Пролёт сменился последним пролётом. Автодрон выехал с дежурной лестницы в коридор второго этажа, и помчался в сторону учительской.

— Это что? Второй этаж? — недоумевал учитель. — Но, как он оказался ниже первого? А что там ещё ниже?

— Виктор Сергеевич, сделайте одолжение, не задавайте лишних вопросов.

И опять классы понеслись мимо, один за другим. Аппарат, не снижая скорости, преодолел почти половину пути, когда пол вдруг завибрировал и затрясся, как от землетрясения, хотя на улице никаких сейсмических толчков не наблюдалось. Затем, какая-то невероятная сила, вдруг вырвала и подняла в воздух все паркетные плитки до единой, заставив их зависнуть в пространстве, как в невесомости, на разной высоте. Но машина не сбавила хода. Паркетины стукались об корпус, отлетая от него по сторонам.

Учитель больше не смог выдерживать эту безумную гонку. Не поддающиеся здравому осмыслению аномалии дополнялись возросшим до нестерпимости чувством страха, поднявшегося из самой глубины души, и пульсирующего вместе с биением сердца, которое отдавалось в ушах приближающимся уханьем: «Хо! Хо! Хо!»

Он сбросил с себя шлем, и зажмурился, стараясь выкинуть из головы все эти кошмарные ощущения. Больше всего в жизни он теперь хотел поскорее покинуть это место. Бежать от него подальше, без оглядки. Хоть на противоположную сторону земного шара. Он проклинал себя за злополучную ностальгию, натолкнувшую на столь безрассудный поступок. Его душа дрожала, как одуванчик на ледяном ветру, с которого, подобно пушинкам, облетали остатки смелости и самообладания. Он спинным мозгом ощущал, что вот-вот столкнётся с тем, что гораздо страшнее самой смерти. Он всё острее хотел поторопить своих спутников, заныть, как капризный ребёнок, прекрасно зная, что они никуда не уедут без своего дрона. Но вместо голоса, к горлу подкатывал скользкий комок, запирающий связки. А они, как назло, всё не торопились, ожидая, когда оператор выведет машину из трижды проклятой школы. Ещё немного, и он бы бросился целовать ботинки этого бессердечного полковника, моля, как святого, чтобы он увёз его из этого жуткого места.

Но вот, наконец-то, долгожданный дрон замелькал в дверном проёме чёрного хода. Почти не притормаживая, машина сузила свою колею, и буквально перепрыгнула через порог между дверями — настолько ловко оператор ею управлял. Аппарель броневика уже была спущена. Заехав по ней в грузовой отсек, автодрон-2 тут же выключился. Водитель, который всё это время не глушил двигатель, тут же запер задние створки, и нажал на педаль газа.

— Двадцать один метр!

— Валим! Валим отсюда!

Грузный транспортёр сдал немного назад, развернулся, хрустнув попавшим под колесо флагштоком, и начал движение в сторону арочного проёма. Любопытство вновь превысило страх, и учитель припал к запотевшим окулярам своего шлема. Практически сразу он заметил странное марево, надвигавшееся на них со стороны сопредельных дворов. Воздух там как будто лишился прозрачности, сделав очертания соседних двухэтажек подрагивающими и расплывчатыми. Это мутное покрывало затягивало заборы, деревья, гаражи, медленно, но уверенно приближаясь к пришкольному участку. И с его приближением, в ушах нарастал монотонный ракушечный шум.

— Восемнадцать!

Бронемашина въехала в арку, и тут же встала как вкопанная. Ворота впереди были закрыты.

— Что это?! Какого чёрта?! — воскликнул водитель.

— Девять!

— Вперёд! — сорвался на крик полковник.

Двигатель взревел, и восьмитонный броневик рванулся напролом. Чудовищный лобовой удар сотряс чугунные ворота с такой дикой беспощадностью, что от стен здания, возле петель, отвалились тяжёлые куски гипсолита. Погнутые створки расхлебянились на всю ширину, не в силах удержать рвущееся наружу стальное чудище. Броневик вылетел на проезжую часть, гулко крякнув подвеской на бордюре, и покатил прочь, так быстро, как только мог.

— Пятнадцать метров! Двадцать восемь… Удаляется…

Ошеломлённый учитель, развернув шлемокамеру, наблюдал, как гигантский чехол зловещего марева, заволакивающий улицу позади, безнадёжно отстаёт, не в силах их догнать. Они только что спаслись от чего-то безразмерно-жуткого, и смертельно-опасного. Учитель не знал, откуда они только что вырвались. Но чувствовал эту злую энергию каждой клеточкой своего съёжившегося от ужаса существа. Напряжение постепенно отступало. Всё закончилось.

— Сто метров… Амплитуда угасающая. Энтропия стабилизируется. Сингулярные отклонения — штатные.

— Ушли… Всё позади… Ушли… — сняв шлем, полковник вытер пот со лба, и, не открывая глаз, протёр свои очки тем же платочком. — Всё, идём на базу!

ЧАСТЬ-2. МУКИ ТВОРЧЕСТВА

Постылая суета сует. Зацикленная череда однообразий. Замкнутый круг, из которого невозможно вырваться. Жизнь… Хех. Слово-то какое.

Кто бы мог подумать, что счастье — это тот коротенький промежуток времени между пробуждением и подъёмом. Причём, это должен быть именно рабочий день. Чтобы минуты бессердечно отстёгивали последние крупицы этого счастья, дающего возможность сладко понежиться в уютном тёплом мирке постели, и посмаковать обрывочные воспоминания недавних грёз. Именно тогда счастье становится ценным. Когда оно утекает.