Тенебрариум - Страница 12

Цена счастья рождается в борьбе. С неподъёмными веками, с незримым внутренним метрономом, тикающим в твоей душе, со страхом опоздать на работу. Именно поэтому оно всегда омрачается самоистязанием, при котором разум гложет и гложет расторможенное, залипающее сознание — «Вставай, вставай!» И так начинается каждый будний день.

Прыжок из нежных объятий одеяла, в холодное пространство нового дня, и далее по шаблону. По наезженной колее. Утренний моцион, автоматическая прогулка по серой улице, наперегонки с такими же «андроидами», спешащими на работу, потом переминание с ноги на ногу возле заплёванной остановки. Пропускаю автобус, забитый под завязку, но умудрившийся впихнуть в себя ещё с пяток страждущих, неистово вгрызающихся в его живое, шевелящееся и ворчащее нутро. С мучительным скрежетом двери прожёвывают висящих на подножках обывателей. Сарай на колёсах отчаливает от остановки, яростно гудя заартачившемуся на светофоре грузовику.

Новый автобус. Опять битком. И его пропускаю, с досадой и внутренним злорадством созерцая страдания граждан, пытающихся просочиться через сплошную стену пассажиров. Смешное зрелище. Но, это было бы смешно, если бы меня самого время не поджимало.

Вот и третий автобус. Народу в нём много, но не так, как в двух предыдущих. Быстро проскакиваю вперёд, загодя просчитав момент, когда дверь остановится напротив меня, и как только она открылась — иду на штурм.

В автобусе тепло, слегка душновато. Пахнет перегаром, табаком, чесноком, и приторными духами. Одна рука машинально цепляет липкий поручень, другая — лезет в карман за деньгами. Народ сонно толкается. У водителя громко играет радио. Со стороны задней площадки доносится пронзительный женский голос, говорящий по телефону:

«— Я тебе сказала, не надо! Я уже еду. Я уже еду! В автобусе. В автобусе еду. Не надо, сказала. Я приеду, сама всё сделаю. В автобусе я. Еду. В автобусе. Не надо».

Всё как всегда. Ничего нового. Послушав радио пять минут, начинаю сожалеть, что не захватил наушники. Кураж радиоведущего сегодня особенно «искромётен».

«— А до нас дозвонилась Маша! Два рубля и наша, хы-хы-хы… Будешь нашей за два рубля, а, Маша?

— Не буду.

— Ой, какая принципиальная Маша у нас! Ну что же, принципиальная Маша, давай играть в игру „Один раз не Гондурас“! Тебе нужно один раз угадать ответ на самый интимный вопрос, который я задам. То есть, вопрос мой, ответ — тоже мой, но угадать его должна ты, поняла?

— Кхм-кхм…

— Маша. Ты поняла?

— Поняла.

— Итак, вопрос. Что у меня под брюками. Вариант „А“ — трусы в горошек, вариант „Б“ — стринги, вариант „В“ — ничего у меня там нет! Вот так вот. Совсем ничего! Твой ответ?

— Ну-у…

— Ну-у, давай-давай, думай. Трусы в этот самый, в горошек, эти, стринги, или вообще ничего.

— Ну-у, наверное, хи-хи, вообще ничего.

— Эх, Маша-Маша, как тебе не стыдно? Вот вроде взрослая девушка, а… Э-эх. Нет! Правильный ответ — „трусы в горошек“! И ты не получаешь сегодня модное полотенце, увы! А я напоминаю, что спонсор игры „Один раз не Гондурас“ — средство от геморроя „Несидит“. „Несидит“ — и никакого геморроя!»

Ловлю себя на мысли, что покраснел. Никто из пассажиров, судя по виду, не обращает внимания на эту скабрезную галиматью. А мне почему-то неловко, что им приходится её слушать. Стараюсь абстрагироваться от всего этого, погружаясь в собственные размышления. Тоже сомнительное удовольствие, потому как рано или поздно, из этих мыслей начнут всплывать вопросы, на которые я не знаю ответа.

Один из таких вопросов — зачем я это делаю? Зачем поднимаюсь каждое утро, и прусь через десяток остановок, слушая радиочушь в автобусе, и толкаясь с такими же полусонными людьми, каждый раз боящимися опоздать на работу, или учёбу, и, тем не менее, всё равно опаздывающими из-за каждодневной пробки, к которой уже пора бы привыкнуть.

Ответ вроде бы очевиден. Работа — это деньги, а деньги — это жизнь. Вполне разумная логическая цепочка, не правда ли? Но меня почему-то всегда тянет заглянуть за край этой простой последовательности. А что же тогда жизнь? На ум приходят только определения: «радость», «покой» и «польза». Но почему же тогда я не испытываю ни одного из этих чувств. И если отсутствие радости и покоя ещё как-то можно перетерпеть, найдя причины в самом себе, то вот собственная бесполезность гнетёт меня, и сводит с ума. Я — бесполезен. Что может быть хуже беспощадно возникающего определения «жизнь — это работа», закольцовывающего логическую цепь нашего бренного бытия. Но ведь бывают же случаи, когда работа приносит радость, душевный покой… Пользу для окружающих, в конце концов. Бывают. Значит, я просто не нашёл свою нишу, и упорно ползу по какому-то заведомо ложном пути. Обычно, на этом я заканчиваю копаться в собственных мыслях, и с грустью возвращаюсь в реальность.

Напротив меня какой-то набычившийся парень так и ловит мой взгляд, словно мечтает дать мне в морду, но никак не найдёт повода для этого. Судя по помятости, молодой человек пережил нелёгкий вечер. А то и большую части ночи. Наверное, похмелье его очень злит. А может эта маска стала его обыденной личиной, вне зависимости от внутреннего состояния. Как невротическая корча, зафиксировавшая лицевые мускулы в одной неизменной форме.

Я стараюсь не смотреть на него, чтобы не провоцировать на агрессию, и смещаю взор чуть в сторону — на окно. Тяжёлый взгляд парня ещё пару мгновений щекочет мой лоб, но оставшись без ответа, уходит. Сосед отворачивается, и начинает рассматривать девушку, играющую в мобильник. А я продолжаю смотреть через пыльное стекло, обклеенное рекламой, на проплывающие мимо нас здания, столбы и деревья, уже выученные наизусть. Автобус рывками скользит в вялотекущем потоке транспорта. А я думаю о том, что это — настоящее воровство. Воровство времени. Потому что к концу своей жизни я непременно осознаю тот факт, что большую её часть я провёл в этом чёртовом автобусе, мотаясь туда-сюда, туда-сюда, как неприкаянный…