Тенебрариум - Страница 330

330

— Я уж думала, ты ночевать там останешься, — стараясь не выдавать пережитого волнения, произнесла хозяйка, поднимаясь на второй этаж.

— Из-звини, — я последовал за ней, постепенно унимая отдышку. — С-совсем забыл о времени.

— Проголодался?

— Немного.

— Идём ужинать.

В тот вечер, за ужином, мы немного побеседовали.

— То есть, как это, больше не носить еду? — с подозрением взглянула на меня Райли. — Он что, объявил голодовку?

— Нет. Оказывается, еда ему вообще не нужна, представляешь?

— Тогда какого хрена он заставлял нас её приносить? Какого хрена он семнадцатого заставлял это делать? Для чего?

— Сперва я тоже этого не понял. А потом вдруг догадался. Дело-то совсем не в еде. Дело в одиночестве. Понимаешь?

— Не понимаю.

— Потому что ты — изгнанница. И одиночество воспринимается тобой иначе.

— Как бы не воспринималось. Зачем продукты впустую переводить? Какой в этом смысл?

— Смысл? А смысл в том, что к тебе приходят. За тобой ухаживают. О тебе помнят. Хотя бы так. Хотя бы по принуждению. Но тебя не оставляют. Всё что нужно было этому старику — обычный, человеческий разговор. Простое понимание. Спустя столько лет, после всех тягот и пережитых страданий, его наконец-то кто-то выслушал. И он наконец-то смог обрести душевный покой. Отныне он будет охранять нас бесплатно.

— Это точно? — Райли проглотила кусок.

— Более чем. И ещё, знаешь, что мне удалось выяснить? Что старик Никаноров, оказывается, знал твою 'старую хозяйку'.

— Н-да? — наморщив лоб, подруга с полминуты вспоминала чужое прошлое. — Не. Не сохранилось в памяти. Наверное, стёрла вместе с ненужными воспоминаниями.

— Я хотел ему сказать, что ты и есть та самая Лена Новожилова, ну, то есть, ты теперь вместо неё… Но не стал.

— Правильно и сделал. Потому что я — это не она. У меня её тело. Но не разум, — повысив тон, Райли ткнула указательным пальцем себе в висок. — И давай больше не будем о ней, хорошо?!

— Хорошо, — виновато потупился я.

— Прости, что вспылила, — быстро остыла она. — Хочу, чтобы ты понял меня правильно. 'Старая хозяйка' умерла. А я живу в её мёртвом теле. Представь, каково мне, каждый раз это осознавать?

— Я понимаю тебя. И это ты меня прости. Закроем эту тему навсегда.

— Угу, — Райли вновь вернулась к еде.

*****

Мне жутко хотелось поскорее вернуться к разговору со стариком Никаноровым, заинтриговавшим меня своими последними откровениями. Возможно, истинных причин случившегося на комбинате 'Надир' он действительно не знал. Но то, что произошло конкретно с ним, он должен был мне поведать. Изнывая от нетерпения, планировал нагрянуть к нему прямо с утра, но сразу после пробуждения начались обыденные хлопоты, с которыми опять пришлось прокружиться почти до вечера. Сначала сходили за водой, потом потренировали рукопашку, пообедали, и, в итоге, устроили вылазку на аномальный участок. Время пролетело незаметно.

Когда пришёл к старику, тот меня уже не ждал. Думал, что я больше не буду его навещать, после того, как отпала нужда в обязательных подношениях. С его стороны это была своего рода проверка на мою бескорыстность. И то, что я её благополучно прошёл, несказанно обрадовало деда. После этого он стал со мной более откровенен, и наконец-то поделился своими самыми сокровенными воспоминаниями.

— В погребе я был, — наморщив лоб, начал он своё тяжёлое повествование. — Продать его собирался. Ну и разбирал там всё. Хлам лишний выбрасывал. Банки-склянки. Старьё разное. Полки все прогнили. Где чё подколотить, где подладить. Ну чтобы не стыдно было новым хозяевам передать. А то подумают, что я неряха какой… Пока моя супруга была жива, мы этим погребом активно пользовались. Картошку хранили, соленья крутили, варенья варили. А как её не стало, так и я перестал туда ходить совсем. Мне там ничего не нужно было… И вот, ковыряюсь я, значится, в погребе. Тут что-то лампочки начали мигать. То погаснут, то включатся. Что за ерунда такая? Только я отыскал огрызок свечки, достал спички, как вдруг сверху что-то такое — дум-дум-дум! И пыль с потолка посыпалась. 'Кто же это', — думаю. — 'Долбит там наверху?' Прислушался. Постоял. Вроде тихо. В погребе же обычно тишина. Не поймёшь, что там на улице творится. Стою, размышляю, уши навострил. И почудилось мне, что по стенам что-то шуршит. Будто бы по ним тараканы бегут толпой. А никаких тараканов нет. Просто шорох. Вот так, из одного конца коридора — в другой прошуршало… Когда ко мне этот звук приблизился, лампочка опять мерцать начала. Я хотел её подкрутить. Кэ-эк меня током дёрнет! Аж в голове зашумело. А лампочка ярче загорелась. 'Тараканы' эти, мимо меня, дальше прошуршали — в самый конец коридора. И там затихли. Так я и не понял, что это шуршало. Опёрся на полку, голова шумит, руки трясутся. Ругаю себя за то, что как маленький полез включённую лампочку теребить. Думал, что это электричеством меня так замкнуло. Отдышался, дрожь немного унял, ну и немного успокоился. Продолжил потихонечку с полкой возиться. Слышу только, время от времени, наверху, тихо-тихо, вродь как голоса доносятся. Внимания не обратил. Копаюсь себе дальше. Начал пересохшую картошку из ямы выгребать. Коробки развалившиеся вытащил, со старыми игрушками. Не помню, сколько ещё проковырялся. Может час, может больше. И вдруг опять кто-то по потолку — дум-дум-дум-дум! И опять лампочка замерцала. Да что же за леший? Приготовил опять свечку, на всякий случай, чтобы под рукой была, если что. Вдруг свет вырубят, что я в темноте-то буду делать? Чай не крот. Спички в карман засунул. Подождал. Нет, опять свет горит как положено. Только решил, значит, мешок с гнилой картошкой в коридор вытащить, слышу — дверь грохнула. И кто-то бодренько так спускается по лестнице в погреб. Обычно, если человек за припасами идёт, он не торопится. А этот почему-то вприпрыжку скачет. Мне такое дело подозрительным показалось. Что думаю, там за лося ко мне принесло? Высунулся в коридор, посмотреть на этого бегуна. Глядь, а это электрик наш. Ага, — скумекал себе. — Значит пришёл смотреть, почему напряжение скачет. Но почему бегом-то? И вид какой-то бешеный, ненормальный. А ещё с него пыль сыплется, будто бы он только что в ней извалялся. Чую, что-то не так с ним. Поприветствовал издали. 'Здоров, Илюха', — говорю, — 'Чё там со светом у нас? Мигает чегой-то'. Он, как меня услышал, остановился на полпути, привалился к стенке плечом, и не своим голосом у меня спрашивает, — 'Василич, ты?!' — 'Я. Не узнал, что ли?'. — 'Помоги!' Тут мне страшно стало. 'Да что такое? Что с тобой?' А он давай кашлять. Кашляет, не может остановиться, а изо рта пыль вылетает. Я к нему подскочил, хватаю за плечо, а оно сминается под пальцами, с таким, хрустом, будто бы вместо него крахмала насыпали. И рука высыпается из рукава. На моих глазах человек начал рассыпаться. Он уже не кашлял, а как-то хыкал и дёргался. Сначала у него челюсть выпала, и на полу разлетелась в прах. А из дырки, которая на её месте осталась, пыль посыпалась густо-густо. Потом нога у него подломилась, и то, что осталось от Ильи, начало падать. Прямо вот так, по стене. В этот самый момент свет в погребе погас окончательно.

330