— А-а, так это Флинт! — догадался я. — Сосед наш, с Планетария. У нас с ним договор. Разрешаем ему за водой к роднику ходить. Но только по Пушкинской. Если заметите, что он сунулся дальше — смело шугайте.
— Лады. Буду знать… Эх, угостил бы тебя чаем. Жаль, не могу.
— А в чём проблема? Вы же мастер иллюзий.
— Да ну эти иллюзии к шутам. Всё это ненастоящее, фальшивое. Зачем обманывать тебя и себя самого? Не хочу я этого.
— И не надо, — я вынул из кармана небольшой кусок энергомяса. — Сегодня я пришёл с закуской. Так что с голоду не пропаду.
— Запасливый. Молодец, — старик шутливо погрозил мне пальцем. — Как твоя рука?
— Нормалёк. Вчера вечером разбинтовали. Опухоли, видите, почти не осталось. Но палец гнётся ещё плоховато. Я стараюсь больше тренироваться с ножом, чтобы его поскорее разработать.
— Чересчур шибко стараешься.
— С чего Вы взяли?
— Да нервный ты какой-то стал. Энергия из тебя так и прёт в разные стороны.
— Заметили? — отвернув лицо, я кивнул. — Да, есть немного. Но это не из-за тренировок.
— Из-за чего же?
— Из-за монстра одного. Прилип он ко мне, и всюду преследует. Задолбал.
— Странно. Я никого не чувствую. Что за монстр-невидимка?
— Симбионт. Получеловек. Но не как Райли, Тинка, или Флинт. Этот паразит замещает своими тканями ткани хозяина, копирует их. При этом, видимо, не имеет собственного разума. Только рефлексы и инстинкты. Потому Вы его и не чувствуете.
— Постой-ка, кажется, я начинаю понимать, о чём ты. Ещё вчера я начал замечать импульсы, откуда-то со стороны вашего дома. Резкие, короткие такие. Очень похожие на болевые. Я принял их за агонию вашей добычи.
— Всё правильно. Человек, носящий паразита, пребывает в состоянии перманентной агонии. Возможно, его разум тоже давно уже мёртв. Остались только ощущения. Мерзко всё это, — меня передёрнуло. — И ведь никак не избавиться от этой напасти. Куда не сунешься — везде меня караулит. Сегодня я не выдержал и сорвался. Видели бы Вы, как я его искромсал. А то, что осталось — разобрал 'на запчасти'. Любой мясник позавидует. Раскидал куски по округе. Так что, кажется, с ним теперь покончено. Не может же он собраться воедино?
— Наверное было неприятно? — задумчиво поморгал Никаноров.
— Не то слово.
— Ну ведь ты же справился. Всё позади. Успокойся, и забудь об этом происшествии.
— Я бы рад забыть. Но меня это сильно гложет. Сегодня днём я перестал себя узнавать. Я был другим. Был убийцей, садистом. Когда кровавая пелена спала с глаз, я остановился перед вопросом — 'Как же так получилось?' Такого со мной никогда ещё не было. Я рубил и резал живую плоть с наслаждением и злобой. Ненависть захлестнула меня без остатка. Даже сейчас мне кажется, что я весь покрыт кровью. Ну, или тем, что её заменяет. Меня тошнит. А главное, я начал бояться сам себя.
— Напрасно. Ты вышел за рамки, на время потерял контроль над собой. Но не лишился разума. Если, оглядываясь назад, тебе неприятно думать о том, что ты сделал, значит человек, живущий в тебе, преобладает над зверем. И полученный урок должен пойти тебе на пользу. Ведь сейчас ты точно знаешь, где она — твоя грань, верно?
Я кивнул.
— Не бери в голову. Ты очень хороший человек. А то, что сорвался — с кем не бывает? Зато этот монстр больше не будет тебя преследовать.
— Надеюсь. Если верить Райли, он способен возрождаться буквально из ничего.
— Сомневаюсь, что теперь у него это получится. Насладись победой и живи дальше.
— Да какое уж тут наслаждение? Одно отвращение. И к нему и к себе. Если сегодня, выходя от Вас, я снова увижу эту тварь целой и невредимой, то наверное умом двинусь.
— Не думай про неё. Не думай. Чего о ней думать-то? Как будто у тебя других забот нет?
— В этом Вы правы. Забот как раз хватает. И главная забота — выбраться из этого города. Попасть сюда было проще. Гораздо проще. Теперь я как рыба в садке. Заплыл легко, а назад уже не пускают. Чёртовы сумеречники. Понавтыкали свои автоматические пушки по всему периметру — носа не высунешь.
— Неужто ни одной лазейки не найти?
Я пожал плечами.
— А договориться с охраной никак нельзя?
— Беда в том, что сумеречники сначала стреляют, а потом разговаривают. Они вообще ребята со странностями. Чтобы к ним подобраться, мне остаётся только один путь — в центр Иликтинска. Говорят, что там есть пункт связи с Периметром. Если я его найду, то сумею заявить о себе и попросить сумеречников выпустить меня.
— Почему ты называешь их 'сумеречниками'?
— Здесь их все так называют. 'Сумеречниками', или 'опричниками'. Это какое-то секретное подразделение, охраняющее город. С мозгами у них полная беда. Не пойму, то ли они психопаты, то ли инопланетяне. Но выбора особого нет. Чтобы вернуться домой, мне придётся искать с ними общий язык.
— Вряд ли им нужно тебя убивать, — попытался успокоить меня старик. — Скорее всего, они просто не знают, что ты выжил, и думают, что людей в городе не осталось. Лишь чудовища и мутанты.
— Я тоже на это надеюсь. Спасибо за понимание.
— Ну а чего же ты ждёшь? Почему не идёшь в центр? Не ищешь передатчик?
— Это очень опасно. Мы делали пару вылазок в сторону центра, и при этом едва уцелели. А в центре, по слухам, ещё опаснее. Неподготовленному там делать нечего.
— Поэтому ты тренируешься? Чтобы подготовиться к серьёзному походу?
— Да. Вот только мне кажется, что этого мало. Нужно кое-что ещё.
— Что?
— Пройти через туман.
— Через туман? Пройти? Но зачем?
— Откуда же мне знать? Меня преследуют видения. Я вижу странные, невероятно чёткие сны. И в каждом из них есть нечто, убеждающее меня это сделать.