Тенебрариум - Страница 336

336

— Я видел жёлтых в Призрачном районе. Совсем немного. Не больше двух. Это люди из вашей группы?

— Вряд ли. Из сведущих только я не стал синим. Те жёлтые, что ты видел, скорее всего, бывшие несведущие-зелёные, которые заподозрили что-то неладное в своём однообразном существовании.

— Понятно теперь, почему Сергей пожелтел, когда узнал правду.

— Мне жаль его. Теперь у него один путь — в синие.

— И это моя вина.

— Не вини себя. Когда-нибудь они все об этом узнают.

— А как же Вам удалось не превратиться в синего призрака?

— Странная история… К концу первого года нас осталось совсем мало. Я, да семейство Козиных. Молодцы они были, Козины эти. Держались друг за друга. Не знаю уж, что им больше помогло: сплочённость, или вера в Бога. А может быть и то и другое. Они искренне верили. Без фанатизма, но от души. Молились каждый день. Я поначалу их не понимал. Не привык потому что ждать божьей помощи. А потом взглянул на это под другим углом. Дело-то вовсе не в том, есть Бог, или его нет, а в том, как вера помогает человеку укрепиться в своём терпении. Тут-то я и припомнил дедовскую науку… Через несколько долгих месяцев, некоторые из нас уже превратились в синих. Другие — стояли на грани сумасшествия. Они метались, скандалили попусту, орали какую-то чушь. Их всё раздражало. Было понятно, что со дня на день, они тоже лишатся рассудка. И мы старались держаться от них подальше. Так, постепенно, от нашей маленькой общины откалывались куски, пока не остались только Козины и я. Казалось, что эта семья будет стоять до конца. Но и они не выдержали. Сначала безумию подвергся их старший сын, а потом, менее чем за неделю, всё семейство потеряло разум. Вот так-то, Писатель. Даже самый крепкий дом быстро рухнет, если потеряет часть своего фундамента. Я, в принципе, был готов к этому исходу. Но не ожидал, что всё случится так быстро. Ещё неделю назад мы были вместе, и вот я уже один. Тут мне совсем невмоготу стало. Куда деваться? Перебрался поближе к окраине. Всерьёз задумался о смысле своего дальнейшего бытия. Уже готов был покинуть район, чтобы прекратить свои мучения. Но всё ещё за что-то цеплялся. Удерживали наплаву знания, перешедшие от отца и деда, как выживать в Тайге, в полном одиночестве. Не знаю, сколько времени смог бы так прожить в трезвом рассудке. Только однажды, пасмурным днём, я вдруг увидел белого ворона. Сидит на окне и на меня смотрит. Попытался его прогнать — он не улетает. Было очень странно. Я целый год не видел ни одной птицы, а тут вдруг ворон. Да ещё белый. Ну, точнее, не совсем белый, а какой-то пепельно-седой. Сидел он, значит, сидел а потом каркнул, и перелетел на забор. Мне стало интересно, и я пошёл за ним. Пока шёл, он всё так и сидел, ждал меня. Когда я дошёл до забора, он опять вспорхнул, и на ветку дерева. Я опять за ним следом. И вдруг понимаю, что иду уже не по улице, а по заснеженной тундре. Иду не как призрак, а как человек. Чувствую тяжесть тела, чувствую снег под ногами, чувствую ветер, снежинки. Такая радость меня обуяла от этого. Было уже всё равно — умер я, или ещё жив. Главное, что я чувствую себя как прежде, материальным. Долго я шёл за вороном. Так его и не догнал. Остался посреди снегов. Постоял немного, подумал. Захотелось снег потрогать. Ощутить его руками, каждым пальцем. Сгрёб немного снега. Он холодный, мокрый, приятный. Дай, думаю, вылеплю что-нибудь. И начал лепить первое, что на ум пришло — птицу. Леплю, а сам радуюсь. Как ребёнок, который впервые снег увидел. Птичка лепится на загляденье. Клювик ей сделал, крылышки, хвостик. Как живая получилась. Подбросил в воздух — 'лети!' И она полетела! Представляешь, Писатель, она полетела!

— Это была иллюзия?

— В те минуты я думал, что повернулся. Но ничуть этому не расстроился. Такое безумие — просто счастье, по сравнению с последним годом моей ничтожной, бесплотной жизни. В этом безумии я вновь обрёл плоть. Я стал творцом. Мог лепить из снега всё, что хотел. Мог вдохнуть в это жизнь. Как Бог.

— Значит всё, что я видел, Вы вылепили из иллюзорного снега?

— Дело вовсе не в снеге. Скоро стало понятно, что в этом мире можно создавать любые вещи из ничего. Из пространства. Просто усилием воли. Чем больше я практиковался — тем лучше становились мои творения. Единственным, что я так и не смог воплотить, был человек. Как я не старался, у меня получались роботы, безответные куклы. И я понял, что создать человеческий разум мне не под силу.

— Всё равно, это потрясающе. Я имею в виду превращение иллюзий в реальность.

— Сначала, да — захватывает. Потом привыкаешь. По сути, ничего особенного в этом нет. Простое воплощение фантазии. Мир, в котором мы родились, это та же самая иллюзия, только придуманная кем-то за нас. А то, что придумываем мы, создаётся внутри наших собственных сознаний: в мыслях, мечтах, идеях. Ведь что такое 'изобретение'? Всего лишь попытка перенести своё творение из мира фантазии — в реальность. Когда простой человек берёт листок бумаги — он видит в нём только бумагу. И лишь писатель знает, что на самом деле это не бумага — а интересная история, которую можно показать остальным людям, которые её не видят, вообще о ней не догадываются.

— Гипотезы часто рознятся с истиной.

— Согласен. Но мы близки к истине как никогда. Я уже говорил, что знаком с физикой не понаслышке. Сопоставляя свои знания с увиденным здесь, за гранью реальности, мне удалось кое-что понять о том, как всё устроено.

— И что же Вы поняли?

— Мир — это слоёный пирог. Каждый слой — отдельное измерение. Те слои, что соприкасаются, пропитывают друг друга, создавая сплошную начинку. А мы видим лишь то, на что настроены. Мы думаем, что наш мир — это мир материи. На самом же деле, это мир сигналов. Мир волн. Высокочастотных импульсов. Если наши частоты резонируют, значит мы видим друг друга, слышим и понимаем. Если же волны не совпадают, то информация искажается, вплоть до полного невосприятия. Поэтому я неправильно вижу и понимаю Райли, а Райли — неправильно видит и понимает меня. Зелёные же — вообще меня не видят, потому что работают в ином, недоступном диапазоне. Вот потому-то, Писатель, я считаю тебя уникальным. Ты сумел настроиться на частоты всех нас: и желтых, и зелёных, и монст… Ну, этих.

336