— Эти цвета как-то связаны с частотами, на которых мы работаем. В зависимости от психического состояния, частота меняется, а вместе с нею и цвет. Те, кто не попали под прямой удар излучения, или что там было на улице во время катастрофы, стали жёлтыми — то есть 'сведущими'. По какой-то причине, их разум продолжил функционировать в прежнем режиме, хотя энергетическое ядро лишилось материальной оболочки. Они застряли между измерениями, и теперь видят происходящее изнутри — с изнаночной стороны. Таких 'желтков', как я, было немного. Тех, кто отсиделись в закрытых помещениях, в погребах, гаражах и так далее. Зелёных было больше всего. Мы их сначала не видели. Потом они проявились. Примерно через пару недель. Но все попытки с ними связаться были тщетными. Они просто нас не видели и не слышали. Изо дня в день, они циркулировали по одним и тем же маршрутам. Утром отправлялись по своим однообразным делам, а вечером возвращались домой. Зелёные как будто бы не знали, что с ними случилось, и продолжали жить своей обычной жизнью.
— Так оно и есть. Я был в их мире, похожем на вечный 'день сурка', и, по-моему, их это вполне устраивает.
— Мы тоже это поняли со временем. Многие им завидовали. Кто-то пытался докричаться до них. Рано или поздно сходили с ума. Превращались в синих. Нет ничего хуже этого. Пока у тебя есть разум, ты ещё чувствуешь себя человеком. А с потерей разума лишаешься вообще всего. Остаётся только набрасываться на всё, что движется, в слепой жажде урвать хотя бы каплю свежей энергии.
— Настоящий вампиризм.
— Так и есть. Синие — это рецессивная форма душ. Пока разум работает, энергия аккумулируется вокруг него, циркулирует, поддерживая жизнь. Душа, лишившаяся разума, постепенно исчезает. Растворяется в пространстве. Все эти синие обречены на медленное угасание. Самое печальное, что изначально все они были жёлтыми, то есть обычными, разумными людьми. Такими, как я. Мы держались все вместе, поддерживали друг друга. Верили, что нас спасут. С каждым днём эта вера становилась всё слабее, и люди начали впадать в отчаянье, завершающееся полным безумием. Тяжко пришлось… Когда мы с электриком Илюхой выбрались на поверхность, то подумали, что кроме нас вообще никого не осталось. Илья рассказал, что был в трансформаторной будке, когда всё началось. Он увидел, как люди во дворе рассыпаются в пыль, испугался, и побежал в первое попавшееся убежище. В погреб, где я возился. Мы не знали, что тогда случилось. Да я и сейчас не знаю. Как привидения, мы просто бродили среди тумана. Звали уцелевших. Никто не откликался. Туман начал рассеиваться, и мы увидели в небе огни. Казалось, что звёзды падают на землю. Вокруг нас. Очень близко. Пришлось опять спрятаться в погребе на какое-то время.
— Экспансия, — догадался я.
— Не знаю, что это было. Но такой звездопад повторялся несколько раз. А вслед за ним начали появляться странные живые существа. Полупрозрачные, маленькие и пугливые. Они убегали от нас, завидев издали. Никто не решался заходить в наш район.
— А вы пытались выйти из него?
— А то! Конечно, и не раз. Но тут нас ждала непредвиденная проблема. При приближении к границе района самочувствие заметно ухудшалось. После пересечения невидимого рубежа, дискомфорт превращался в боль. Силы быстро вытекали из нас, как из прохудившихся мешков. Было ясно и дураку, что дальше будет только смерть. В первый раз я ходил вместе с отрядом добровольцев. В него входили почти все из выживших-жёлтых. Двадцать три человека. Конечно, мы были не самые первые. До нас некоторые товарищи пытались покинуть район в одиночку. И они рассказали, из-за чего им пришлось вернуться. Не то чтобы мы им не поверили, но просто, ты же понимаешь принцип 'стада', когда нас много, и кажется, что уж вместе-то мы определённо сможем преодолеть любую преграду. Обсудили план, маршрут, собрались и выдвинулись в сторону больничного городка. Ну и что ты думаешь? Половина из нас повернула назад даже не дойдя до забора. Остальные начали поворачивать уже на территории больницы. Самые стойкие смогли дойти до противоположных ворот — на большее нас не хватило. Это был провал. Зато мы поняли, что вне нашего района не уцелел никто. Все люди в больничном городке тоже превратились в прах, но их души, в отличие от наших, погибли вместе с их телами. Неизвестно, кому повезло больше… Наш район сохранил нам жизнь, но, вместе с этим, стал для нас вечной тюрьмой. После нашего неудачного похода, небольшая группа отчаянных ребят, не желавших мириться с таким положением дел, ещё два раза пыталась вырваться на свободу. Они полагали, что для этого нужно лишь преодолеть какое-то расстояние. Во время второй вылазки они дошли до телецентра. Их было трое. Двое вернулись. Их лидер — Олег, бывший завхоз на промскладе, так и не вернулся. Те мужики, которые с ним ходили, сказали, что он ушёл дальше, в сторону ИТК. А сами они еле живые обратно приползли. Полтора дня восстанавливались. Такие дела.
— Как вы жили?
— Как жили, как жили. Хреново. Как Робинзоны Крузо. В полнейшей изоляции. Ничего не чувствуешь, словно искусственный. Ходишь, будто летаешь. Единственное ощущение, которое испытываешь — то самое электрическое покалывание. Предметов касаешься — слегка колет. Жёлтых касаешься — шибко лупит током. А зелёные насквозь пролетают, им хоть бы что. Такая вот жизнь. Как у привидения. Ничего не съешь, не выпьешь, не возьмёшь. С другой стороны, ни есть, ни пить уже и не требуется. Одежда тоже не нужна. Чего стыдиться, если ты выглядишь как прозрачный, светящийся силуэт? Живи себе да радуйся. Навроде растения. Но, ты сам понимаешь, что эта жизнь — она не для людей. К чему вообще жить, если видит око, да зуб неймёт? Это ж натуральная ангедония. Вот народ и начал с ума сходить. Был у нас оптимист один — Вовка Мозоль. Мозоль — это его фамилия. Вечно всех успокаивал. Говорил, что от нашей болезни есть лекарство. Вроде бы американцы уже вовсю такие опыты проводили на крысах, и отделяли у них душу от тела, взвешивали её, ну и всё такое. Дескать, японцы уже давно придумали биороботов, которые идентичны людям. И лишь одного у них нет — ума. И вот как раз-таки нас в этих роботов и вживят. Мы опять будем чувствовать, жить нормальной жизнью. Бред сивой кобылы, в общем, нёс. А мы ему верили. Просто хотели в это верить и всё, понимаешь? Цеплялись за это. Не знаю, верил ли он в это сам, но нас этим сильно поддерживал… А посинел Вовка одним из первых. Вот такая злая ирония.