— Пасиба. Доровеньки, — начальник отправил в рот последний кусок бутерброда, и вытерев руку об штаны, протянул её нашему проводнику.
Они обменялись крепким рукопожатием.
— Вот вечно ты так Максим, як снег на холову!
— Всё, Палыч, последний раз. Честное пионерское.
— Та шо мне твои клятвы? Пионэр хреноу. У прошлый раз то же самое хаварил — 'последний, последний'. И вот опять прёшься.
— Дак, сам думал, что больше не поеду. А вон оно как получилось. Уломали.
— Ну шо мне с тобой делать?
— Понять, и простить.
— Та ну тебя, балобол. Ладно, идём похутарим с хлазу на хлаз.
— Ну, пошли.
После этого диалога, оба направились в сторону времянки, из которой несколько минут назад появился начальник. Я опять немного напрягся — а вдруг полицейские сейчас начнут нас вытаскивать из машины, и избивать? Вроде бы, глупость. Зачем им это надо? Но всё-таки, я чувствовал себя не в своей тарелке.
Прошло несколько минут мучительной тишины, нарушаемой щебетом птиц, шарканьем ботинок, и перешёптываниями пассажиров в салоне. За это время полицейский, прохаживающийся возле нашей машины, успел докурить свою сигарету. Его напарник отошёл в тенёк, время от времени поглядывая на нас исподлобья. Наконец дверь отворилась, и до моего слуха донеслась громкая речь Робина и пухлого начальника пропускного пункта.
— …серьёзно у вас тарификация подскочила, — сокрушался Робин.
— А шо ты хотел? Уремена сам бачишь якие. Сидим як на пороховой бочке. Скоро нас отсюда вообще уберут, — отвечал начальник. — Будет здесь военный блок-пост. Усю округу к чёртовой бабушке заминируют, шобы не шарились усякие, навроде тебя. А хород снесут нахрен.
— Интересно, как?
— Та по мне хоть атомной бомбой. Хоревать не буду. Дуже поханое место.
— Что да — то да. И когда вас переводят?
— Та у конце недели. У патныцу. Жду — не дождуся. У меня це КПП вже уот хде сидит, — начальник отмерил рукой по горло. — С каждым днём усё больше чертоущины творится. То холоса яки-то по-ночам, то звуки мотороу, то у нэбе шо-то летает. Я ж на своём веку усякого страху побачил. Но тут, я тоби кажу, очко порой сжимается у точку. Так шо пусть теперь солдатня це лайно расхребает.
— Всё с вами ясно…
Они подошли к машине и остановились.
— Запрэшонного ничего не везёшь? — начальник кивнул в сторону ГАЗели. — Шмонать нэ трэба?
— Обижаешь, Палыч. Когда я тебя подводил? Запас горючки везу, на всякий пожарный, и провизию.
— У Паутоуку, чишо?
— Туда. А что?
— Шо?! Та нишо! Мы усеми силами пытаемся их выжить оттуда, а ты их подкармливаешь.
— Да ладно тебе, Палыч, жалко же их. Старики ведь.
— Им усим хаты предлагали у Иркутске. Переезжай — да живи. Нет же. Прицепились к своей селухе, як клещи. Не выгонишь. Думали, закончится у них снабжение — сами вылезут. А они сидят, и хоть бы хны. Мёдом им там, шо ли, намазано?
— Не вредничай, начальник, ну сколько там той провизии. Так, пара мешочков соли, пара бутылок масла, да спички. Позволь провезти. Будь человеком.
— Ох-х, подводишь ты меня под монастырь, Максим! Ладно, нехай. Передай паутоуским, шо скоро их уытряхнут. Пусть чемоданы пакуют. Аборигены хреновы.
— Ладно, передам, — улыбнулся Робин.
— Ну давай, не задерживайся там. Шоб заутра як штык был в услоуленное уремя!
— Будь спок, Палыч. Ждать не заставлю.
Они пожали друг другу руки.
— Кстати, я бы на твоём месте, по поводу уезда у хород, особо хубёшки-то не раскатывал. Це мы таки добрые, а ти, шо на пэриметре стоят — вас уряд ли пропустят.
— С чего это? Всегда же пропускали.
— Усэгда пропускали, а зараз не пропустят, — начальник щёлкнул языком. — У них там уообще крыши посносило к едрене-фене. Даже вояк заворачивают.
— Это почему?
— Та пару дней назад бойцы заявлялись, радиомэтрическую развэдку проводить. На БРДМе и 'Урале' с аппаратурой. Мимо нас проехали не сморгнув. Будто бы нас и нету. А к концу дня вертаются, злые як собаки. Не пропустили, ховорят, их эсбэшники на пэриметре! Те им приказ суют, а этим тот приказ до сраки — не пропустим и усё тут! Мы, ховорит, вашему начальству не подчиняемся, и точка. Так и завернули. А ты ещё хочешь, шоб тебя пропустили. Мечтатель.
— Ещё как пропустят, — Робинзон открыл дверь, и сел за руль.
— Ну-ну, — начальник гулко рассмеялся. — Давай, удачи, Максимка. Пристехнуться не забудь.
— До завтра, — кивнул Робин, и завёл мотор.
— Ну, добре…
Начальник сделал знак дежурным, после чего те убрали с дороги шипы, и подняли шлагбаум. Дорога была свободна.
Мы проехали мимо пятнистых построек КПП, провожаемые скучающими взглядами полицейских автоматчиков. Затем Робин прибавил газу, и машина начала набирать скорость. В боковом зеркале было видно, как позади нас опускают шлагбаум, и возвращают на место шипы. Контрольно-пропускной пункт всё удалялся и удалялся, пока окончательно не скрылся из виду.
— Всё, народ! — громко оповестил пассажиров Робин. — Можете расслабиться! Первый кордон проскочили!
Судя по оживлению, которое началось в салоне, остальные пассажиры, так же как и я, всё это время пребывали в тревожном оцепенении. Что и не удивительно. Контактировать с вооружёнными людьми, находясь при этом на территории запретной зоны — 'удовольствие' не из приятных. Нас в любой момент могли арестовать. Но видимо Робин действительно знал своё дело.
— Ловко ты с ними разрулил, — стараясь вложить в свой тон как можно больше уважения, произнёс я.
— Да ладно, фигня. Полицаи только на лицо ужасные. Но добрые внутри. Главное, бабки им башляй. Нет, во-ссуки, в три с половиной раза мзду увеличили! Я как сердцем чуял, захватил больше баблосов. Ну а чё? С другой стороны, их тоже жучат. Сейчас, тем более, движуха началась со всеми этими перестановками. Повезло, что Палычу деньги нужны. Он-то сам с Украины приехал, с какого-то там Мариуполя, что ли. Устроился в столице с горем пополам. Гражданство сделал, пролез в ментуру по блату. Все деньги, которые зарабатывает — отправляет родне, в Хохляндию. Но, ты же понимаешь, сколько там не горбаться, всё равно много не заработаешь. Кроме него в ментовке таких 'умников' навалом, к тому же все подсиживают друг дружку. Шибко не развернёшься. Поэтому, когда ему предложили подхалтурить вахтовым методом в этой дыре — тут же согласился. Сюда же особо никто не рвался. Нахрен кому надо здоровьем рисковать? А Палычу терять нечего. Он жизнь прожил. Ну и вот, значит, завербовался. Через это получил повышение по службе и увеличенный оклад. Плюс некислые 'бонусы' с мародёров, и туристических провожатых, таких как я. Полезный человек. Хоть и жадный.