— Было круто.
— Ага. Вот только ты едва не погибла. Я больше не хочу таких фокусов.
— Их и не будет. Этих запасов талукана не хватит на расслоение.
— Тогда зачем он тебе?
— Для спутывания мыслей.
— Не понял.
— Ты же знаешь, что мы можем считывать друг у друга так называемые 'лимбические сегменты' памяти. С одной стороны это очень удобно, но с другой — может доставлять неприятности. Иногда, забыв о контроле сознания, можно нечаянно впустить чужака в глубины своей памяти. Помнишь, как Тина прочитала меня, воспользовавшись моим гневом? Вот так же умеют Высшие апологеты. Для них не проблема копаться в наших головах, хотим мы этого, или нет. И противостоять им мы бессильны. Но недавно я выяснила, что талукан способен этому помешать.
— Он блокирует вашу память?
— Нет. Но он отлично путает мысли. В голове создаётся полный сумбур. Представь, что есть чёткая картотека, в которой, при желании, можно найти любой документ. А теперь возьми эту картотеку, и перемешай её. Копаться придётся долго. Так и здесь. Латуриэль, конечно же, сможет выудить из меня эти данные, но для этого ему придётся хорошенько попотеть.
— Думаешь, что это сработает?
— Ну, с Верховными апологетами сработало же, — Райли рассмеялась.
— Ах ты, хулиганка! А если бы они тебя не признали за это?
— Но ведь признали.
— Тебе дико повезло. Слушай, а можно задать интимный вопрос? Каково это, быть вампиром?
— Кем? — она задумалась. — Не поняла, о чём ты.
— Ты же выпила всю энергию у того суларита. Помнишь?
— А-а, вон ты о чём. Ну да. Было отлично. Хотя и больно.
— Как так получилось, что при соприкасании открытых энергий, твои враги несли повреждения, а ты не пострадала?
— Я была вне материальной оболочки, а они — внутри. Когда ты обременён внешней оболочкой, ты не можешь включить защитные функции внутренней оболочки. Потому, что все они задействованы на контроль и поддержание тела… Всё, хватит болтать, спи.
— Э-э, Райли. А можно ещё вопросик?
— Валяй.
— А если бы ты вдруг узнала, что я не человек? Гипотетически.
— А кто же ты?
— Ну, допустим, один из вас. Только немного другого вида.
— Писатель, что за фигню ты несёшь? Ты человек. Смирись с этим. И не пытайся примерять нашу шкуру. Она тебе не подойдёт. Оставайся самим собой. Именно таким ты мне нравишься.
— Ладно. Как скажешь… Я вот всё думаю. Мы с тобой завтра с утра отправляемся спасать Апологетику. А ведь большинство апологетов даже об этом не догадывается. И если узнают, я уверен, наверняка отреагируют с пофигизмом. Как так можно, плевать на собственную судьбу? Не понимаю.
— Не спеши их судить. Не злись и не жди помощи. Нам с тобой не привыкать бороться одним против целого мира. До этого мы как-то справлялись. Справимся и в этот раз. Не думай о плохом. И спи. Утро вечера мудренее.
Съёжившись под одеялом и матрасом, я подул на руки и затих, расплываясь в затухающих мыслях. Мы справимся, дорогая. Мы справимся…
Утреннее пробуждение сопровождалось лютой депрессией. Как же мне не хотелось идти к суларитам. Ещё вчера казалось, что в этом походе нет ничего особенного. Но теперь стало действительно страшно. Образ Латуриэля стал идентичен образу Люцифера. Чем больше я о нём думал, тем ужаснее он становился.
— Как спалось? — Райли уже была наготове.
— Нормально, — ответил я, с неохотой выбираясь из-под тёплого завала. — Под утро только примёрз маленько.
— Поднимайся. Пора идти.
— Знаю, что пора… Пропади всё пропадом.
— Ты чего ворчишь с утра пораньше?
— А чему радоваться? Убьют ведь.
— Ну, пока не убили. Этому и радуйся.
— Райли, ты прям как божья птичка, честное слово. Счастлива, пока трепыхаешься. Как у тебя так получается?
— Просто не взваливаю на себя груз, которого пока ещё нет. Давай, шевелись. Сегодня нам нужно многое успеть.
— Ох, грехи мои тяжкие, — я всунул закоченевшие ступни в холодные ботинки. — Может быть позавтракаем, хотя бы?
— Нет уж. Мы должны быть голодными и злыми.
— Ну-ну.
Мы вышли на улицу, и остолбенели. Увиденное настолько поразило меня, что я едва не споткнулся на крыльце. Во дворе, перед проходной собралась толпа апологетов. Они стояли не беспорядочно, а ровной коробкой, словно солдаты. Впереди — шеренга Верховных, за ними — остальные. Увидев нас, они гордо вытянулись, словно по стойке 'смирно'. Вперёд вышел Нибилар.
— Доброе утро, — всё ещё не в силах поверить в увиденное, пролепетал я.
— Апологетика приветствует своих отважных послов, — ответил он. — Вчера мы много думали и рассуждали о вашем поступке. Никто не захотел оставаться в стороне.
Артехог что-то пробурчал себе под нос, но Нибилар одарил его прожигающим взглядом, и, вновь повернувшись ко мне, сквозь зубы повторил. — Да. Никто не захотел оставаться в стороне… И сегодня Апологетика готова дать свой первый, последний и единственный бой проклятой нечисти отступника-Латуриэля. Бросив ему вызов, ты заразил наши сердца отвагой, Писатель. Мы не сможем пойти с вами сейчас. Простите великодушно. Ведь если мы пойдём, то это будет вызовом для них. Тем, чего они добиваются. А мы не хотим войны, и не будем её развязывать со своей стороны. Но мы не потерпим, если с нашими парламентёрами обойдутся жестоко. Армия Апологетики будет ждать вас на границе суларитской территории. Передай Латуриэлю, что если вы не вернётесь до вечера — апологеты атакуют суларитов. И это будет не просто битва. Это будет битва на искоренение. С нами Сёстры. С нами Высшие! А с Латуриэлем лишь тлен и бесчестие. Да здравствует Писатель! Слэрго Скрибелар!